14 декабря 1825 года на Сенатскую Площадь вышли мятежные полки, чьи предводители требовали отмены крепостного права, введения конституции, ограничения царской власти. В какой-то степени этот день можно назвать моментом истины для тогдашней России, надолго определившим и внутреннюю политику государства, и пути развития русской культуры – от Пушкина и Герцена до Окуджавы и Галича:
Здесь всегда по квадрату
На рассвете полки
От Синода к Сенату
Как четыре строки
По-разному можно относиться к тем кто вышел в то утро на Сенатскую площадь. Их цели были в чем-то фантастическими, в чем-то странными, а способы их достижения – в чем-то наивными, в чем-то жестокими. Однако воплотить их в жизнь декабристы все равно не успели, да и не могли – недаром в то утро у них так и не поднялась рука на государя. И выйдя на площадь, вошли они в историю как пример наивного, обреченного но прекрасного порыва, романтического благородства. А перенеся суд, каторгу и тюрьмы – как пример стойкости и мужества, верности и дружбы.
Союз постиг необходимость коренного преобразования; положил начало преобразованию, открыв новые источники просвещения и вруча народу новые средства к могуществу. Союз стремился водворить в отечестве владычество законов, дабы навсегда отстранить необходимость прибегать к средству, противному и справедливости и разуму. А когда смятенные войска проникли во внутренность дворца и когда государь находился один среди толпы, не сделано было покушения на его жизнь,
Слова эти принадлежат одному из декабристов – наверное, самому необычному из всех этих князей, дворян, офицеров, о каждом из которых можно написать не одну книгу. Это Михаил Сергеевич Лунин – тот самый друг Марса, Вакха и Венеры, дерзко предлагающий свои решительные меры на страницах десятой главы «Евгения Онегина». Среди своих замечательных соратников наш герой стоит особняком – он был намного старше и опытнее большинства из них, в заключении и ссылке он больше сделал для осмысления и изучения и декабрьского восстания, и состояния тогдашней России. И это при том что ни в мятеже, ни в его подготовке он участия не принимал. А еще Лунин был католиком – и вера, убеждения его не могли не отразиться на мыслях и поступках этого удивительного человека, оставившего свое имя на одной из важнейших страниц русской истории.
Родился наш герой 29 декабря 1787 года, как и Онегин, на брегах Невы, в богатой дворянской семье. Вскоре родители увезли младенца в родовое имение — село Георгиевское Тамбовской губернии, где семейство прожило пять счастливых лет, у Мишеньки Лунина появится брат Никита и сестра Катя. Потом мать умирает, и отец переезжает с детьми обратно в столицу – развеяться и отдохнуть. И тут за воспитание юных Луниных взялся их дядя Михаил Муравьев – матерый вельможа екатерининский закалки, попечитель Московского университета, товарищ министра просвещения. Преданный своему делу служака, Муравьев вместе с тем увлекался Вольтером и Руссо, славил свободу и просвещение и по мере сил прививал свои убеждения юным воспитанникам. Что ж, для екатерининских вельмож это было не так уж и необычно. Александр Иванович Герцен довольно метко писал о тех временах:
Наука процветала еще под сенью трона, а поэты воспевали своих царей, не будучи их рабами. Революционных идей почти не встречалось — великой революционной идеей все еще были реформы Петра... Власть и мысль, императорские указы и гуманное слово, самодержавие и цивилизация... Их союз даже в XVIII столетии удивителен».
Недаром двое сыновей Муравьева – Никита и Александр – станут товарищами Лунина и по тайным обществам, и по тюрьме и ссылки.
О детстве Лунина известно мало. В документах встречаются отдельные упоминания: Воспитывался у родителей...
Учителя французы Вовилье, Картье, Бюте, швейцарец Малерб, англичанин Форстер, швед Кирульф...
Окрещен и воспитан с детства в римско-католическом исповедании наставником аббатом Вовилье...
В те времена римско-католическая церковь в Российской Империи находилось как говорится в интересном положении. С одной стороны, со времен Петра католикам в России жить стало вроде как полегче. На территории империи гарантировалась свобода вероисповедания, разрешалось строить храмы хоть на Невском проспекте, держать пансионы, куда с радостью записывали своих детей русские дворяне. Иностранцы на русской службе давно перестали быть диковинкой и стали неотъемлемой частью городских пейзажей . Иезуитов уже не высылали из страны по малейшему капризу патриарха – тем более что патриарха в России теперь вообще не было. Императрица Екатерина считала себя чуть ли не покровительницей католической церкви – недаром после Французской революции в России нашли приют сотни беглых священников и монахов, которых быстро разобрали по дворянским домам в качестве учителей. Приютили здесь при Екатерине и иезуитов после того как орден был запрещен Папой Римским. После возрождения ордена его возглавил поляк Фаддей Бжозовский –российский подданный. А император Павел взял под свое покровительство мальтийский орден и мечтал примирить западную и восточную церкви. В 18 и 19 веках немало русских дворян и интеллектуалов переходят в католичество во время путешествий в Европу или под влиянием преподавателей-католиков. Среди них были представители таких фамилий как Голицыны, Долгорукие, Гагарины, Шуваловы. Например, князь Дмитрий Голицын(1770-1840) стал иезуитским священником и миссионером в Америке. Княжна Елизавета Алексеевна Голицына (1797-1843) также ступила на стезю монашеского служения в конгрегации Сердца Иисусова, также служила в Америке при основанном ею же госпитале для бедняков. Во время поездки в Голландию принимает католичество княгиня Ирина Петровна Долгорукая (1700-1751). В своем салоне княгиня открыто говорила о своей вере и по мере сил проповедовала гостям, друзьям и родственникам. Католичество исповедовали и ее братья. Католичкой была Екатерина Петровна Ростопчина (1775-1859), жена московского генерал-губернатора. Тайным католиком был и русский резидент в Константинополе Александр Вешняков, умерший в 1745. И это только самые известные случаи обращения! Интересно что в Библейском обществе, основанном Александром Первым, состоял и католический епископ, а сам царь ценил и рекомендовал другим книги Фомы Кемпийского, Франциска Сальского, Терезы Авильской.
Вместе с тем, ошибочно было бы считать будто бы тогдашняя Россия была раем для католиков и оплотом религиозной свободы. И при Анне, и при Елизавете, и при Екатерине, и при Павле, и при Александре переход из православия в любую другую конфессию считался преступлением и карался в соответствии с нравами царствующей особы. Например, князя Михаила Голицына, ставшего католиком в Италии, императрица Анна Иоанновна насильно разлучила с семьей, записала на пару с зятем в шуты, обязала разносить квас гостям на пирах, а потом еще и забавы ради женила на царской шутихе калмычке Евдокии Бужениновой. Молодых везли в клетке на слоне, процессию сопровождала комическая процессия, а саму свадьбу сыграли в специально построенном ледяном доме – где Голицын с Бужениновой всю ночь мучились от страшного мороза. После прихода к власти Елизаветы Петровны Голицын был прощен и отправлен в свое имение, где и умер. Ирина Долгорукая также пострадала за свои убеждения – ее отправили в ссылку, а мужа – на покаяние в монастырь. Княгиня хотела бежать за границу, но этому помешала преждевременная смерть. Опять же – это только самые известные случаи преследования русских за переход в католичество, а было их куда больше.
Может быть, именно поэтому знаменитый русский философ Пётр Яковлевич Чаадаев (1794-1856), «маленький аббатик», как называл его поэт-партизан Денис Давыдов, хотя и очень симпатизировал католичеству, но так формально и не обратился. Все-таки ощущать себя частью вселенской церкви можно было и в православии, а разделять судьбу Голицына мало кому хотелось. Но вот что интересно. Размышляя о католической церкви, Чаадаев писал:
«Вы знаете, что по признанию самых упорных скептиков, уничтожением крепостничества в Европе мы обязаны христианству. Более того, известно, что первые случаи освобождения были религиозными актами и совершались перед алтарем...известно, что духовенство показало везде пример,... римские первосвященники первые вызвали уничтожение рабства в области подчиненной их духовному управлению. Почему же христианство не имело таких же последствий у нас? Почему русский народ подвергся рабству лишь после того, как он стал христианским, а именно в царствование Годунова и Шуйского? Пусть православная Церковь объяснит это явление»!
Размышления Чаадаева во многом субъективны. В свое время и католическая, и православная церковь вовсю пользовались феодальными привилегиями, иногда драли с крестьян по три шкуры, иногда занимаясь благотворительностью. И там, и там были свои бессребреники – от Франциска Ассизского до Нила Сорского. Был архиепископ Фома Кентерберийский, был и митрополит Филипп Колычев. Тем не менее, русский философ уловил здесь одну очень важную мысль. Действительно, начиная со Средних Веков католическая церковь шла в авангарде всех общественных преобразований: и возрождение античного наследия, и первые университеты, и ограничение войн. Причиной тому было то что в результате многовековой борьбы Папам удалось отстоять независимость католической церкви от королей и императоров. А значит, церковь могла иметь собственное мнение по очень многим вопросам и по возможности диктовать его королям. Православие же в России о таком и помышлять не могло – особенно с тех пор как Петр на протестантский манер подчинил себе церковь, а Екатерина конфисковала монастырские земли. С тех пор у русской церкви просто не было права иметь мнение, отличное от мнения царя. Последним, кто решился поднять голос против такой политики, был митрополит Арсений Мациевич, выходец из Украины, за что и окончил дни свои в тюрьме. С тех пор православная церковь стала безвольным придатком государственной машины, по привычке чуждой всему новому. А на дворе стояла эпоха Просвещения, эпоха свободомыслия, эпоха увлечения науками и борьбы с авторитетами. Неудивительно что православие нередко в умах того времени связывалось с древней стариной, в то время как католичество – с просвещенной Европой. Вот что писал об обращении Лунина замечательный историк наших дней Натан Яковлевич Эйдельман, наверное, один из лучших специалистов по эпохе декабристов:
Может быть, модный при Павле I образ мальтийского рыцаря-крестоносца, монаха-воина, сражающегося за правду, так увлек мальчиков, что у младшего даже вызвал желание уйти в католический монастырь. Дворянская интеллигентность уже не в первом поколении, просвещение «с веком наравне», немецкая, английская, французская, латинская речь, смелая свобода суждений, укоренявшаяся еще в отцах, — как мог овладеть воображением такого юноши прихрамывающий в науках неповоротливый православный ритор? Чаще всего от подобной стычки веры и просвещения укоренялся атеизм, но случалось — «медь торжественной латыни», магия католичества брали верх. Иногда это проходило, иногда укреплялось — смотря по обстоятельствам.
Итак, аббат Вовилье пленил Мишу и Никиту Луниных своей добротой и ученостью, а папеньке с дядей, старым вольтерьянцам, до религиозных вопросов вообще дела не было, и они, наверное, сами не заметили как их чадо вместе со знаниями французского аббата восприяли и его веру.
Но детство проходит, и в 1803 году 16-летний Михаил Лунин вместе с младшим братом – юнкер лейб-гвардии егерского полка вместе. Через два года оба они — эстандарт-юнкеры, затем — корнеты кавалергардского полка, рвущиеся испытать свои силы в бою. А в Европе тем временем вовсю гремят Наполеоновские войны, и остаться в стороне от них Россия просто не могла.
Віктор Заславський, історик, публіцист, журналіст